|
На театре всякое бывает... | |
|
Байки рассказывали
Г.В.Ланцетти
В.М.Ланцетти
А.П.Лившун
Л.А.Новикова
О.Б.Шлыкова
Записала О.Шлыкова.
Рассказали про соседей - детский театр. Поставили они модерновый "Три сестры". Текст - святое, классика. Вот во втором действии нянюшка рассказывает одной из сестёр, как её в гостях принимали и вместо слова "обласкали" произносит "обос...". Зал грохотал. Честь и слава девчонкам артисткам, не раскололись, продолжили сцену, как ни в чём не бывало, когда зрители просмеялись. На выходе зрителей провожала директриса, заслуженный работник, почётный гражданин человек и депутат и т д и т п. Обычно пристаёт к зрителям - ну как? В тот раз стояла с каменным лицом индейца. Как, как, - обос...
Перед спектаклем вспоминали смешные выходки одной костюмерши. Девушка она деревенская, перлы выдаёт один хлеще другого. Раз 5 повторили, как она однажды рассказывала, как её напугал мужик в парке.
Давали ни больше не меньше "Свадьбу в Малиновке". И вот одна дама забыла текст и выпалила вместо "Страшно мне", Нинкино фирменное - "У меня произошло сцепление организма и я остепенела", таким типично украинским говорком. Зрители "съели" как должное, все кто был за кулисами, скисли со смеху. Нинулька долго ходила гордая, - героиня ё маё.
Год 1988. "Сильва". 3 акт, сцена, где Микса показывает Воляпюку старшему фотографию помолвки Сильвы и Эдвина. Воляпюка играл светлой памяти дядя Толя К, дяденька семейный, пожилой. Ну и показали ему вместо обычной дежурной рожи кого-нибудь с театральной доски почёта, гольную парнуху крупным планом - детородный женский орган в развороте. Сначала он покраснел, потом пополз со стула, потом зачем-то выхватил фотку из рук Миксы, закрыл ею лицо, отставил подальше, прищурился, повертел так и сяк, произнёс невразумительное: "Мда...", потом: "Хороша невеста" и попытался уйти со сцены. "Микса" буквально за шиворот вытащил его обратно, проговорил текст за себя и за него. Пока не вышла Юлиана, дядя Толя находился в ступоре. Кое-как доиграли. Пока рассказывали ничего не понявшему оркестру, в чём дело, дяди Толи след простыл. Не вынесла душа поэта...
Есть у нас легендарный спектакль "Любовь всегда загадка". У кого шёл, те помнят, что по сюжету молодой колхозный бухгалтер, чтобы удержать в колхозе падкого на деньги передовика комбайнёра, переодевается в бабку-травницу и показывает ему 20000 советских рубликов наличными, взятых из колх кассы. На что комбайнер у неё спрашивает, зачем с собой такие деньжищи носишь? "Травница" ему отвечает: "А вдруг я в пути дух испущу..." "Комбайнёр" вместо того чтобы сказать по тексту: "Понятно", спрашивает "Какой?" "Бабка" оторопел, но, немного подумав, ответил: "Какой нибудь испущу..." По сей день в концертах "Бабка" на вопрос, "Какой дух?", отвечает: "Какой нибудь испущу...", а зрители смеются как в первый день той злосчастной оговорки.
Ой, давно это было. Новая сцена МХАТа, дают что-то про Ленина. Я сопровождаю учащихся ПТУ на массовый выход в театр. В роли вождя Калягин. Это он теперь КАЛЯГИН, а тогда ещё не сыграл в"Механическом пианино" и др. Откровенно скучаю, пьеска так себе. И вот наступает ключевая сцена - монолог Ильича, типа он у себя в кабинете мечтает, как нам будет жить хорошо через 20, 30, и т.д. лет. И тут из 2-го или 3-го ряда поднимается седая дама, вида из тех 20-х, (я даже сначала подумала, что подсадная утка), и вступает с товарищем Лениным в политическую полемику. Зрители крутят головами, Калягин кое-как отбрехивается. И тут я вижу, что актер, мягко говоря, не готов к такому повороту событий и начинает потихоньку отступать за шикарный фикус. Дамочка кричит ему в след - куда вы, товарищ Ленин, опять уходите в тень от ответа на прямой вопрос!
Ну, наконец, то! Появляются секьюрити, выводят бедную женщину под белы руки. А где же наш, который живее всех живых? Ах, вот он, наш батенька, выглядывает из-за хфикуса. Увидел, что тётку увели, вышел, приосанился и без запинки прочёл монолог с начала. Аплодисменты были такие бурные, каких я потом никогда и нигде не слышала!
Дело было в начале 80-х прошлого века. Карагандинский театр на гастролях, уж не помню в каком городе. Как водится, почти весь коллектив живёт в одной гостинице. Приколисты всегда одни и те же. Разгуливая ночью по гостинице из номера в номер, на одном этаже видят, что табличка на двери буфета плохо закреплена – висит на ниточке зацепленной за гвоздик. Велико искушение подшутить над товарищем! Снимают табличку. Ищут по всей гостинице канцелярскую кнопку. Находят! В 2 часа ночи то! И самозабвенно прикнопливают табличку с надписью «Буфет», на дверь номера в которой живут артисты оркестра, один их которых очень сильно заикается. 6 утра. В эту самую заветную дверь начинают долбится нетерпеливые постояльцы кавказской национальности. Им же на рынок на работу, фрукты гниют! А буфет закрыт! Безобразие! Ну, на конец то, щёлкает замок, дверь отворяется и перед стучавшими предстаёт, тот самый заика в одних трусах. Спал человек! Боже мой, чего он только не наслушался с утра пораньше от голодных кавказцев! А самого как назло заклинило, ни слова вымолвить не может, кроме своего злосчастного: «У-e-e…». Хорошо встал сосед бедолаги, увидев табличку на кнопке, мигом оценил ситуацию. Послав горячих горцев до матушки, сорвал табличку и как был, в костюме Адама, прошёл до распахнутой двери настоящего буфета, водрузил её на место, и не менее красноречиво пригласив туда растерявшихся кавказцев, проследовал в номер досыпать.
Но у истории было продолжение. По дороге в театр пострадавшие оркестранты отцепили кнопку от своей двери и подложили её на стул, тому, кто эту кнопку искал по гостинице в 2 часа ночи. И дружно заржали, когда раздалось жалобное «Ой…». Прикололся… Не копай яму другому!
Финал 1-го акта «Королевы чардаша». У нас так поставлено, что во время пенья «Частица чёрта в нас…» Сильвия забирается на столик, и потом как бы лишившись чувств, падает на руки Бони и тот уносит её за кулисы. В тот раз актриса, играющая Сильвию, как-то неудобно повернулась и упала на Бони всем весом. Он её поймал, но было видно, что присел с ней на руках, как штангист, выполняющий упражнение «Толчок», принявший штангу на плечи. Встал! Ушёл за кулисы. За ними со сцены уходят все, кроме Мишки и Фери. Они поют трагическими голосами: «Программу можно изменить…», 2 такта паузы, во время которой из-за кулис отчётливо раздаётся голос Бони: «Верка, у меня чуть позвоночник в трусы не высыпался!», а Фери с Мишкой продолжают: «И снова как всегда любить…». Занавес!
Не помню, какой это был спектакль. В начале второго акта хор поёт вступление. Они на балу, веселье и смех. В тексте песни хора были слова: «И стакан вина нальёте». Женщины всегда пели верно, а мужики нет. За общими голосами никто ничего не замечал. Дамам, в конце концов, надоело прикрывать своими чистыми голосами хулиганство сильного пола, и они решили их проучить. Всё как всегда, хор поёт, балет танцует, доходит до заветной фразы, женщины как одна замолкают и 12 мужиков во всю силу своих могучих лёгких пробасили: «И стакан гов… нальёте…», женщины подхватывают, и дальше поют, как ни в чём не бывало. Дирижёр выронил палочку, и с отвисшей челюстью додирижировал номер указательным пальцем. Оркестр давал таких петухов, которые заглушали хохот зрителей. Актёры сорвали голоса, стараясь перекричать ржанье зрителей не относящееся к дальнейшему действию. Перекричали таки!
Никого не уволили. Просто заставили хормейстера пропеть с хором эту песню ровно сто раз. Видимо посчитали это эквивалентом стакану гов…, которым они угостили зрителей.
Продолжение
|